в осаждённое десятилетие не завезли любви,
по телевизору диктор, жирен и безволос,
уговаривал: мол, без паники, дескать, общество оздоровим,
дескать, кто не любит, тот менее уязвим.
говорил, потом вещание прервалось.
ныне её выдают по карточкам,
главным образом малым сим:
детям,
калекам с перебитым хребтом,
старикам светлоглазым и тем, кто неизлечим,
иногда матерям и душевнобольным,
ну а мы, молодые, и так проживём.
проживём.
как же мы любили, раскаляясь изнутри добела,
как же тратили мы её бездумно, когда была,
как дарили щедро прохожим и городам,
котятам, щенкам,
причудливым облакам,
людям, которые боль приносили нам.
в осаждённом десятилетии, где падает чёрный снег,
где человек человеку хуже, чем волк, - человек,
где пытаются строить новый мир на крови,
я живу на старых запасах любви.
я пытаюсь не ненавидеть ни тех, ни тех,
улыбаться в отравленной темноте,
ну хотя бы не бить в ответ.
я не знаю, как близко я к последней черте,
я не знаю, когда я пойму, что запасов нет,
я не знаю, как долго мы сможем пробыть людьми,
но, пожалуйста, если надо,
возьми.
возьми.
© Лемерт /Анна Долгарева/
Я недавно заметила странную вещь…
как бы это сказать осторожнее, чтобы гнева добрых людей на себя не навлечь
(если каждый из нас и хороший и добрый - так ведь думает каждый, пусть даже неправ -
мы всегда только правы, такая наука -
даже если забыли, что было вчера, даже если вокруг никого и ни звука,
даже если вокруг только лёд и вода - мы, как прежде идём по пологим ступеням,
что приводят нас так же, к тому же – туда,
где мы снова встречаем своё отраженье&hellip
И я немо прошу одного - удержи меня небо от этой нечаянной ноши,
это древний инстинкт, что таится в глуши наших комплексов и наслоениях прошлых,
в ложных истинах, в выпитых днях до краёв, в нездоровых ночах и блужданьях в тумане,
и так часто, не зная того, кто мы сами,
мы глотаем чужое, приняв за своё…
Впрочем, я не о том…
но не хватит чернил описать то, что виделось важным в начале…
И качаются тени, их ветер качает,
это ветер деревья качает, над ним только небо, что тайны хранит и молчит,
только звёзды, в которых ни сна, ни испуга…
Звёзды знают, зачем они светят в ночи… но они там одни, и не любят друг друга
.
© Copyright: Мария Махова, 2015
пока любовь кончается на здец
две крайности ответчик и истец
выкручивают лампочки в парадном
постой не одевай их в имена
настолько сумасшедшая весна
что можно спорить с фотоаппаратом
они за нас
присяжные за них
попросишь звонаря: перезвони
и колокол замрёт на полуслове
с таблеткой от войны под языком
он будет дожидаться высоко
когда птенец проснётся в птицелове
заглядывая Богу в объектив
порой не различаешь перспектив
но чувствуешь:
наверное успели
а что до них - смеются
дураки
узнав как звонко ранят каблуки
бессмертные щербатые ступени
отцы и дети
птицы и ловцы
необходимость взлётной полосы
предполагает смелость экипажа
у них в запасе белый парашют
и маленький кальян под анашу
и чёрный ящик
так
для эпатажа
© Copyright: Sterva, 2015
Еще кругом ночная мгла.
Еще так рано в мире,
Что звездам в небе нет числа,
И каждая, как день, светла,
И если бы земля могла,
Она бы Пасху проспала
Под чтение Псалтыри.
Еще кругом ночная мгла.
Такая рань на свете,
Что площадь вечностью легла
От перекрестка до угла,
И до рассвета и тепла
Еще тысячелетье.
Еще земля голым-гола,
И ей ночами не в чем
Раскачивать колокола
И вторить с воли певчим.
И со Страстного четверга
Вплоть до Страстной субботы
Вода буравит берега
И вьет водовороты.
И лес раздет и непокрыт,
И на Страстях Христовых,
Как строй молящихся, стоит
Толпой стволов сосновых.
А в городе, на небольшом
Пространстве, как на сходке,
Деревья смотрят нагишом
В церковные решетки.
И взгляд их ужасом объят.
Понятна их тревога.
Сады выходят из оград,
Колеблется земли уклад:
Они хоронят Бога.
И видят свет у царских врат,
И черный плат, и свечек ряд,
Заплаканные лица -
И вдруг навстречу крестный ход
Выходит с плащаницей,
И две березы у ворот
Должны посторониться.
И шествие обходит двор
По краю тротуара,
И вносит с улицы в притвор
Весну, весенний разговор
И воздух с привкусом просфор
И вешнего угара.
И март разбрасывает снег
На паперти толпе калек,
Как будто вышел человек,
И вынес, и открыл ковчег,
И все до нитки роздал.
И пенье длится до зари,
И, нарыдавшись вдосталь,
Доходят тише изнутри
На пустыри под фонари
Псалтырь или Апостол.
Но в полночь смолкнут тварь и плоть,
Заслышав слух весенний,
Что только-только распогодь -
Смерть можно будет побороть
Усильем Воскресенья.
воистину воскресе, Вэська, но дата вот спорная, католики вон неделю назад его воскресили
Маэстро дык должна же быть какая-то основная дата?))) А при наличии способностей воскрешаться, то видимо и проделать сие мог не один раз)))
Уже же начали запрещать христианство в Европе, а про православное так ваще молчу..)))