Тревожат вечные заботы,
Душою бьёмся в западне.
Кто жаждет внутренней свободы,
А кто-то – истины в вине.
Кто счастья ищет, словно в сказке,
Кто к справедливости воззвал,
И сверхъестественно прекрасный
Поэт взыскует идеал.
Живём, не ведая покоя,
Горой надежды громоздим…
Сермяжной правды вечный поиск –
Одно сменяется другим.
Но лучшим помыслам награда,
По сути – прошлогодний снег.
Вот, например, горя досадой,
О чём хлопочет человек?
Гнетёт тоска, как сон кошмарный,
Цена вопроса велика –
Он безуспешно ищет парных
И не дырявых два носка.
Беда всего людского рода,
Святой наивности под стать –
Своим иллюзиям в угоду,
То, что отсутствует, искать.
Я тоже, прямо как в осадке,
Но это очевидный факт:
Ищу в себе я недостатки,
И не могу найти никак.
Солнце
Выключают облака
Ветер
Дунул нет препятствий
И текут издалека вены
по запястьям
Я люблю тебя всей душой
Я хочу любить тебя руками
Я люблю тебя всей душой
Я хочу любить тебя руками
Долгие застынут лица
Мы изменимся не скоро
Отражает мокрый город
Самолетов вереницы
Я люблю тебя во все глаза
Я хочу любить тебя руками
Я люблю тебя во все глаза
Я хочу любить тебя руками
Улетаешь
Улетаешь
Над каштановым побегом
В переплетах Мураками
Я люблю тебя огромным небом
Я хочу любить тебя руками
Улетаешь
Улетаешь
Над каштановым побегом
В переплетах Мураками
Я люблю тебя огромным небом
Я хочу любить тебя руками
Завари ты мне кофе, красавица!
Мы не спали с тобой до зари.
Пусть усталость в напитке расплавится,
Вновь забьется сердечко внутри!
Завари кофе мне по-восточному
На песочке из южных морей,
По рецептам веками отточенным,
Чтобы чуточку стал я бодрей!
Завари по-ирландски мне кофе ты!
Взбитых сливок и виски добавь,
До конца наши чувства недопиты!
Превратим снова сказку мы в явь!
Завари ты мне кофе, красавица,
И с тобой улетим вместе в рай!
Выпьем кофе - и тут же отправимся…
Только водка?.. Как жаль… Наливай!
Я вспоминаю это лето,его увядщие цветы
И снятся сны мне до рассвета
И в снах опять приходишь ты
Ты входишь тихо,невосомо
Едва рукой коснувшись сна,
Рукой нежной и знакомой
Такой-же легкой как весна
Дыханьем чистым и прохладным
Ты входишь в спящий грустный дом
И вновь уходишь утром ранним ,
Мне обжигая сердце льдом.
И одиночество как прежде с утра до ночи надо мной
Вдаль гонит облако надежды
Надежды встретиться с тобой.
И этот город зимний,белый
И опустевший без огня,
Спускаясь легкий снег несмелый
Напомнит нежностью тебя.
О музыке, мире, тутовом дереве и не только
.
Уже Другая
.
Если бы звук был доступен для осязания, то
эта музыка в чутких ладонях текла бы иранским шёлком,
где тревожащий алый и лаковый золотой,
обретя змеиные сути, струились бы по основе тонкой —
чёрной, словно изнанка заласканного солнцем дня,
чёрной, точно зрачок вставшего на дыбы кохейлана,
чёрной, будто зерно, узнавшее поцелуи огня,
и сменившее юную зелень на горечь кофейной тайны.
Если бы музыка стала шёлковой тканью, то
я укрылась бы в её возрождающей чувственной неге,
растворилась бы, сплетаясь с текучими змеями
и царственной чернотой,
в мире, пахнущем пряным соблазном,
где никто не знает о снеге,
толкающемся в раздутом брюхе неба, нависшего над
городом, перенасыщенным числами,
мной, людьми и серыми мыслями,
придавленными к головам
вязаной шерстью и потускневшим фетром.
Если бы мир принял меня,
я проросла бы в нём тутой,
в чьих листьях когда-нибудь свил кокон начинающий шелкопряд,
и после стала бы тонкой нитью эха серебристых трубчатых колокольчиков,
разучивших мелодию ветра.
Если бы я стала
тенью,
частью,
тутовым деревом,
и после — серебряной нитью,
я могла бы вернуться сюда
медленно тающим звуком
и замереть у твоих ладоней —
только стоит ли ловить
то, что живет не дольше рассыпающейся секунды?
Руки,
музыкальные руки твои знают об этом: губы шепчут «вернись»,
но пальцы уже обрывают нить одним прикасанием к полому серебру — «р-р-румм!».
Если бы...
Но ткань ускользает, но рвётся тончайший шёлк волнующего Востока,
чёрного, точно зрачок вставшего на дыбы кохейлана,
золотого и алого, словно змеи, охраняющие покой забытого бога,
и пряно-горчащего, как встреча перца и смолотого кофейного зерна, соединившихся тайно.
Пусть метелит метелью метла,
Вызывая у критика слёзы,
Потеплеет в Душе от тепла
И слегка приморозит морозом
Застилает глаза пелена,
Я сижу, от смущения красный
«Мокрым грузом» пятно на штанах,
«Жигулёвкое» на ночь — напрасно
Растерявшись от будничных грёз
Зажигаю воскресные свечи
Недалече в Апреле до гроз,
А в Июле — ещё недалечей
Мне бы выдать слова для Весны,
Записать их в нетленные строчки,
Потому что стихами полны,
Неестественно толстые почки
Если вдруг испугаюсь во сне,
И Морфея нарушится нега,
Напишу я стихи о Весне,
Жёлтой строчкой, по белому снегу
Морио Таскэ
С той стороны
Я пред зеркалом
Замер. Всё пытался там
Разглядеть. Так ли
С той стороны как и здесь,
Иль совсем по другому?
Морио Таскэ
Колыбельная ветра
Колыбельную
Ветер пел спящим ветвям
И сказки шептал
О солнечных летних днях
Во сне им было тепло
Этот грё****й март.
Снова дикие сны,
Где терзает тебя
одуревший латинос,
Где ты шепчешь ему – твои губы красны -
Что готова платить за второй кунилингус
Неказистой дворнягой,
укравшей эклер,
Под холёной рукой
замирает Текила
Опуская глаза
в поседевший мохер,
Где прилип аромат
земляничного мыла
Муза, Муза моя! Я тебе не грубил,
Не гулял втихаря,
не выпрашивал секса
Отчего ж тебя тянет на этих текил,
Бузотеров, ковальских,
прохожих и кексов?
Видно, время пришло -
этот грё****й март,
Излечиться и нам
от любовной холеры:
«Уходи. Я любила тебя, Федуард.
Пусть другие придут
И воруют эклеры»