одно из самых сильных ощущений в детстве после прочтения "Верескового мёда"...
Сад расходящихся троп off
А за окном темно, как за семью ночами ночь, за стеклом –– стекло:
холодно, воландно, жуть, — слякоть лакая, воздух твердеет в лужах;
чувство такое, что время обратно в пространство перетекло,
и — лёд. Мой дольник не дружен, не сужен, не мужен и полупростужен.
И ты говоришь: остынь, ночереет, поздно, проходит время.
Я спрашиваю у времени –– оно говорит в ответ, что проходим мы,
остаются крупицы: дороти, баум, кэролл, алиса, эми
уайнхаус и т. д., и т. п., etc и ещё из второго подъезда хмырь,
что вбивается палой листвой, задвигается терпкой луной куинджи, курит
толстого, бухает на пару с бродским, глумится, крестится снизу вверх,
будто костюм надевает – голлума, гм, «человека разумного», нет-нет, да присунет дуре,
юродивой местной, варе, любви до полузакрытых век.
Я ему: — Почему? Сад — один, мы всего лишь расходимся в тропах.
Ведь все люди живут к истокам своим, как мчит к поездам вокзал.
А он, выпустив из себя кольцо толстого: дружище, попробуй не за тираж — за опыт,
а вообще-то, мне пофиг, остынь, не слушай, что я сказал...
.
Гримо, 2014
Всё, что...
.
Осень прячет листву под снегом. Ну, точнее, почти зима.
Я планирую план побега (приключения в трёх томах).
Я рисую ударом клавиш — путь неблизкий, но он открыт:
Если что-то в себе решаешь, то куда там, притормозить,
То куда там, убавить скорость, и куда там, отсрочить взлёт.
Свет и тени не ходят порознь. Всё, что нужно, тебя найдёт.
Всё, что будет, тебе приснится — сладко, исподволь, горячо.
Я вяжу тебя — колют спицы, замирает в руках крючок.
Я пишу тебя — сохнет краска, грифель тает в карандашах...
Я пишу тебя — здравствуй, сказка, здравствуй, родственная душа.
Здравствуй, всё, что придётся встретить (и, возможно, не потерять).
Мы навеки за тех в ответе, кто не ведают, что творят.
Я навеки за тех в ответе, кто пойдёт по моим следам...
Осень шепчет в морозный ветер — "никому тебя не отдам",
Осень шепчет — последний месяц, счёт на пальцах до декабря:
"Всё, что нужно, ты точно встретишь". Что угодно пусть говорят,
Знаю точно: все сказки — были (я — живая твоя вода).
...Всё, что будет, пройдет навылет — и останется навсегда.
Я проступлю сквозь белизну листа
историей,
о многом умолчавшей,
и кто сумеет досчитать до ста,
не расплескав
долготерпенья чашу,
тот непременно убедится сам,
что есть любовь — не больше и не меньше,
что путь обыкновенным чудесам
открыт для всех Надпропастьюворженщин,
что тот, кто маяковски иссечась
отчаяньем,
себе не сыщет места,
но дом найдет в наречии "Сейчас"
любого космополитизма вместо,
что в настоящем —
прошлое болит,
что слово "мир" антонима не любит,
что для любой из ветреных Лолит
вдруг перестанет быть весомым Гумберт,
а горечь в послевкусии мечты
порой бывает так невыносима,
что хочется
стереть свои черты
и никому не говорить "Спасибо",
но я — скажу.
Все бывшее со мной
случается, вестимо, с каждым третьим.
Спасибо всем,
кто был секундным сном
на маленьком моем автопортрете!
.
С.Данилова
- Скушай яблочко, мой свет,
улыбнись, побудь красивой,
ведь тебя, /кобылы сивой/
здесь - в раю - прекрасней нет!
Вот волчица. Что она?
Хвост и зубы, мех и зубы,
или взять, хотя бы, зубра...
ты ж - как полная луна!
Вот жираф. Ну что жираф?
До него доходит туго,
пони - бегает по кругу,
бегемот похож на шкаф...
Что такое "шкаф"? Пустяк.
Ты поешь - и настрогают.
Без одежды ты - нагая,
не совсем удобно так.
Кушай яблочко, мой свет,
не стесняйся, угощаясь,
ты одна в себе вмещаешь то, чего в природе нет
. в ком-то - скопом. .
Вот хорёк,
вот коварная куница...
Но Адаму баба снится. /эк создатель вас обрёк/
Вот лисица, кошка вот,
всё - не слишком грациозны.
У тебя ж такие позы -
он как взглянет и умрёт!
. /жри ж ты, дура, этот фрукт!/
От восторга, что ты, что ты!
Бегемот... про бегемота я сказал. Да все умрут,
кушай фрукт! Там витамин.
Улыбнись, побудь красивой.
И садовнику - спасибо,
и мужчину не томи... .
/Ты смотри, смотри - жуёт!
Молода, полна достоинств.
Вот для этих бабьих воинств -
зеркала... и повезёт!/
.
хрустю яблоком, медовым, не польским...
и снова тишина в обличье лишних бликов
на выбитом стекле - бесцельный целлофан
и выписан на лист весьма недлинный список
причин, имен и рифм к бесценным пустякам
вчера была весна, сегодня понедельник
на беспробудном дне - абсурдная цена
и легкость так редка, и тяжесть беспредельна
пока мельчает звук, пока горит стена
разметка на полу, заметки на обоях
мне был какой-то знак, но я его забыл
зажатый между строк, по-прежнему неволен
шагнуть в просвет окна, глотаю эту пыль
что выбили полки давно забытых армий
этиловый шекспирт подлит в паленый чай
вступив в ряды фурье, в плену карманной кармы
обложечный картон покрепче кирпича
неровности души зашиты чем-то черным
но кратеры от слов пусты, как никогда
пока читает в такт псалмы святой трансформер
да будет нам шансон и прочая звезда
.
© Copyright: Иван Храмовник
тихо
Тихо тихо тараканы
по углам своим сидят-и ушами шевелят
Мимо некто проходил уши им поотдавил