)))..почему так в России березы шумят..хорошая песня..меж прочим)))
Лепить из глины статуэтки ярких чувств,
Извечной холодности их не удивляясь,
И игнорировать озябших пальцев хруст,
И с губ стирать солоновато-влажный вкус,
И улыбаться от своих же глупых каверз –
Бессмысленно,
Неистово,
Не каясь.
Насытив краскою услужливую кисть,
Изящным росчерком добавить глине яркость.
Неспешно лаком по поверхности пройтись.
В ладони взвесить лакированную жизнь...
И – оземь! Вдребезги! – гася тупую ярость.
Бессмысленно.
Неистово.
Не каясь.
Обняв колени, погрузиться в полусон.
Изжечь тавром изнеможенья даже завязь
Невольной жалости. Очнуться пред куском
Послушной глины. Приподнять холодный ком –
И вновь лепить, забыв про горечь и усталость:
Бессмысленно,
Неистово,
Не каясь...
Девочка сегодня в баре,
Девочке пятнадцать лет.
Рядом худосочный парень,
На двоих один билет.
Завтраки за всю неделю,
Невзирая на запрет,
Уместились в два коктейля
И полпачки сигарет.
Вот это жизнь –
Живи, не тужи
Жалко, что не каждый вечер
Такая жизнь.
Мама держись,
Папа дрожи
Если будет каждый вечер
Такая жизнь
Девочка, конечно, рада,
Что на ней крутые штаны.
Девочку щекочут взгляды,
Те, что пониже спины.
Девочка глядит устало,
Ей, как будто, все равно,
Мол, узнала-испытала
Все уже давным-давно
Дым от сигарет клубится
Так, что можно вещать топор.
Через трубочку струится
Бестолковый разговор.
Девочка, сдурев от шума
И от дыма окосев,
Что-нибудь решать и думать
Отучается совсем.
и кругом школота в белых бантиках и гольфах...
рожать ить дурёхам ишо,а на улице-БРРРР!!!
"Ибо я — первая и я же — последняя.
Я — почитаемая и презираемая.
Я — блудница и святая.
Я — та, кто производит на свет,
и та, кто вовек не даст потомства.
<...>
Поклоняйтесь мне вечно.
Ибо я — злонравна и великодушна."
Из гимна Изиде, обнаруженного в Наг-Хаммади, III или IV век (?) до н. э.
***
Я — женщина.
Привыкшим презирать
меня за бремя собственных пороков
под тусклым светом вздёрнутого бра
пусть будет пусто.
Синь кровоподтёков
мои запястья отроду несут,
но я, не покорённая от века,
рожаю миру богочеловека
и снова отдаю на страшный суд,
укутав в покрова любви и веры.
И я, во всём способная быть первой
на этом нескончаемом пути,
и в летний зной, и в стылость зрелозимья
иду всегда немного позади,
чтоб ты, мой сильный, оставался сильным
и был бы и оплотом, и стеной —
пока твоя спина прикрыта мной.
Я — женщина.
Во мне и жизнь, и смерть.
Тобой же и наученная блуду,
храню свой свет и помню суть сосуда —
поэтому любви во мне гореть,
пока есть я — а я уйду последней —
и, значит, ты в бессветье не уйдёшь.
Я загодя прощаю гнев и ложь
и скользкий взгляд, ласкающий соседних,
не потому, что так боюсь утратить
случайность ласк и краткий жар объятий
и молчаливость длинных вечеров —
и не такое смелет время-мельник —
но вспомни сам, кто выложил ребро
за право стать законченным и цельным?
Да, я щедра, как зрелая земля,
растившая свой гумус от придонья —
так почитай те дни, в которых я
бужу тебя, касаясь лба ладонью.
Уже Другая, 2013
Он звонил тебе каждый божий день.
Он звонил каждый час - ему было не лень.
Он разбил себе в кровь пальцы правой руки.
Но всё время он слышал только гудки.
Сколько раз приходил он с букетами роз.
Сколько раз доводил он соседей до слёз.
Твой звонок сгорел, а дверь чудом цела.
Он хотел бы знать, детка, где ты была?
Он живёт у тебя, и он зол, как бульдог.
Научился гвоздём открывать твой замок.
Он твердит всем тем, кто приходит в твой дом:
"Никого нет дома. И уже давно."