Там, где ветер вычищен, свеж, черняв,
Там, где желтое солнце хрустит поджаристо,
Господи, верни мне хоть немножко меня.
Пожалуйста...
Наверное, раньше - проще, но я не помню, счастливый, неосмысленный истукан, я помню - радуга влезла на подоконник и зацепилась краешком за стакан. На фотопленке видно: лежу с раскрасками, грожу кому-то маленьким кулаком, родные руки, теплые, пахнут ласково, фиалками и, наверное, молоком;Такой вот ангел в путанице пеленочной, вокруг все охают, ахают: "Ну, дела!.." Не знаю, говорят, я была смышленая, заговорила, раньше, чем родилась. Что ж - говорят, и ладно, поверю на слово, молочный не отвяжется запашок, ноябрь, глухая осень - случайно, наскоро, а дальше - что поделать - отсчет пошел.
А дальше - тоже слабо - но всё же явственней - как тихие слова, как последний вздох, весенний первый грипп налетает ястребом, хватает и уносит в свое гнездо. Считая, что я не слышу, прозрачным шепотом, дыхание нервозное отпустив: "Как вовремя спохватились, кто знает - что потом? Еще два дня - и было бы не спасти." Запрятавшись, затаившись под чьей-то шубкой, я вникаю в эту горькую мамью речь. Я поняла - я маленькая, я хрупкая, мне нужно постараться себя беречь. Реву в подушку, легочным хриплым клекотом, выходит, жить - безвыходней и больней. Храню себя, боюсь, берегу далекую, неведомую искорку в глубине.
Стареет мама, вдруг умирает бабушка, так не бывает? Правда же? Ну, скажи... В широкой паутине забилась бабочка, и трепетом обвиняет меня во лжи, а мне двенадцать. Уличными кошмарами пугает телевизор под рождество. Я прижимаюсь к маме покрепче - мало ли, метет декабрь снежной гнилой листвой. Люблю тебя, пророчества не сбываются, вот только мертвый профиль... Народ, скамья. А в голове со скрипом, но выбивается: "Выходит, существую не только я." Освобождаю место под эту истину, вдыхаю, не пытаясь пока понять. На небе снова звезды - глазеют пристально на глупую беспомощную меня. Пришла из школы, красная - прямо с улицы, вздыхают: "Непослушная егоза." Чем ближе -тем всё правильнее рисуется, всё беспощадней смотрит глаза-в глаза.
Застенчивая, хоть порой и не в меру наглая, измучает и потупится "Извини..." А перед первым курсом подстриглась наголо, как будто бы это может всё изменить. Да ладно, всё бывает, хотя бы честная, какое "сложно" - просто семнадцать лет. Купила две тетрадки и пачку "Честера"- такой стандартный девочковый комплект. Дожди и ссоры, время на грани вымысла, в каникулы загорела - была в Литве - не то чтоб поумнела, скорее выросла, зато хоть научилась варить глинтвейн. Характер - да, не сахар, слова отточены, густая бахрома по краям штанин. Наверно, уже привыкла, что рядом топчется влюбленный и отвергнутый гражданин. И мама не гордится подобной дочерью, три ночи дома, месяц - друзья в Москве. А засыпать страшнее и одиночее, перехожу дорогу на красный свет.
Летят, летят минуты холодным бисером, дождем звенящим сыплются на ладонь. Люблю широкоплечих и независимых, очкастых, с рыжеватою бородой. Они сильнее неба и с каждым справятся, легко смеются, ветер, огонь в груди. Я их капризный ангел, но им не нравится, когда реву, цепляясь: "Не уходи". Такая осень, долгая неуютная, какой там страх - мне в прорубь бы с головой. Стираю письма - жгла бы, но жаль компьютера, и притворяюсь ласковой и живой.
Поет Нева и небо закатом застило, я слышу как поет подо льдом вода. Люблю очкастых - жизнь выдает глазастого, лохматого, узкоплечего - навсегда. Иду себе, шагаю по струнке тоненькой, из облаков вытягиваю лучи. Из детства лезет радуга с подоконника, босая радость, острая - хоть кричи, неистовая, искрящаяся, глубинная, светящаяся ночами, слепая днем. Сижу, учусь, читаю и жду любимого - Любимого - хоть гори оно всё огнем.
Проходит ночь, что может быть замечательней, за ней неслышным шагом приходит день, ищу себя, ищу под столом и тщательно, бессмысленно - меня уже нет нигде. Копаюсь в том, что глупо и возмутительно ошибочно называется головой. Остались: страх - за маму (звонок родителям), любовь (и страх, конечно же) за него. Набор цитат. Малиновая оскоминка. На теплом лбу каштановый завиток. И тонкое сияние с подоконника, разложенное на семь основных цветов.
Господи, неужто вот этот, в рясе,
Несет тебя на острие копья.
Боюсь за тебя, а вдруг и ты потерялся
Как я.
Один мудрец в дороге как-то раз
Про святость чувств поведал мне рассказ:
«Хвалилась пред подругою одна
(Неважно чья) сварливая жена:
«Любым моим капризам муженёк
Боится молвить слово поперёк.
А любит так, что в небе без меня
Ему не светит солнце среди дня!
Настолько он красой моей пленён,
Что — волю дай — возвёл бы и на трон.
Ему мой взгляд суровый — что судья,
Закон — любая выходка моя».
Подруга, не лишённая ума,
Ответила: «Рискуешь ты весьма.
Почуяв желчь обид в вине любви,
Отвергнет муж объятия твои.
Устав капризам вечным потакать,
Свободным пожелает быть опять.
Будь как рыбак, что снасть держа в руке,
Умело водит рыбу на крючке.
Чтоб леска твоей власти не рвалась
С умом храни дарованную власть».
Не искушать бы им своей судьбы,
Не расточать бы глупой похвальбы!
Ужели под венец они пошли,
Чтоб ядом истекать, как две змеи?
Зачем имея жизни высший клад,
Трезвонить, что несметно ты богат?
Зачем владея мужниной душой,
Желать и честь отнять своей рукой?
Что муж без чести? — Видимость одна,
Дом грабит свой сварливая жена».
зачем?? так грубо воевать- не лучше ль просто слово подобрать)) и без проблем событий ход легко умело повернет с добром идущему навстречу))и не должны оружием быть речи..
Предновогоднее
.
***
Св. Лаврентьева
.
Нас родители так приучали тебя упрашивать, что почти убедили в сказочном всемогуществе, добрый Санта, пусть эта радость случится нашей - и юридически узаконенной, как имущество. Нам ведь много не надо – здоровья и чтобы живы все, научиться смеяться, а то позабыли, как это, ты на каждом углу ведь машешь рукою жилистой, обещаешь всем праздник елками да плакатами, да тебе наши просьбы – мелочь, раз плюнуть, правда же? Мы вели себя хорошо, только нет свидетелей. Нам ведь много не надо – радости детской, радужной, чтобы мы этот год, как свой самый первый, встретили. Чтобы мы отпустили все то, что по жизни волоком протащили до сих, изменяя рельеф поверхности… Позвони, добрый Санта, в свой новогодний колокол – десять громких ударов и фейерверк для верности. Пусть зима за окном, как обычно, не будет белой, ведь на южных окраинах снег на картинках видели… Ты прости, если мы вдруг неправильно что-то сделали, и давай, добрый Санта, не подведи родителей.
Город вшит в новогоднее яркое оперение, пахнет всем мандариновым, сахарным и поджаристым…
Хочешь, я расскажу тебе это стихотворение? Только выслушай все внимательнее, пожалуйста.
Козяка всегда растрвожит..(( ну от несбыточного и от разрушенного -совсем иной уровень боли( думаю -что дана она как пожарная сигнализация) вовремя удалиться..а иначе-только блокировать