всё...
могу и стопарик насыпать...
не один...
юшка с гольца готова...
малосол к вечеру дойдёт...
а там и Енота кормить будем...
да ебать ввечеру и поутру...
шоба эмоции свои не засыпал,а в народ нёс светясь и лучась...
ить приятно на таких девов глядеть...
а уж владеть-повелевать ими...
ммм!!!
бывайте...
УДАЧИ!!!
Рассмешить бога
.
Ирина Валерина
.
То ли спишь, то ли снишься кому-то,
то ли в чьём-то романе живёшь
персонажем разменным...
Укутай,
мой творило, в цветистую ложь,
расскажи лабуду о прекрасной
и в веках неразменной любви,
торжество гуманизма отпразднуй
да моих мертвецов оживи
хоть на пару страниц — я успею
досказать, допонять, дообнять.
Ну вот что тебе стоит, кощею,
процарапать в листе благодать!
...Увлеклась, безрассудная буква.
Преклоняюсь, молю, трепещу,
хоть и ты не всесильный как будто,
да и я из прощученных сук, —
помнишь, сколько их было, уползших,
поначалу зубастых зверей? —
но стило твоё давит всё больше
по податливой глине моей.
***
Родишься глиной и станешь горлом
с отнорком тёмным для снов души,
и будешь в радости или в горе
слова несказанные душить —
поскольку жить тебе чьей-то песней,
поскольку чувствовать на излом.
Здесь мир конечен, здесь дышит бездна,
здесь каждый строит непрочный дом,
и всё, что видишь, — туман и морок,
а всё, что слышишь, — обман вдвойне,
и дремлет разум, и носят шоры
все те, кто вечность живут во сне.
А ты им шепчешь помимо воли
(ведь воздух в трубке уже не твой)
слова, в которых в достатке боли, —
и налетает жужжащий рой
на пир эмоций, на праздник страсти,
на горький чувственный беспредел.
В них — жажда крови, их бог — схоластик,
в них память тёртых белковых тел.
И ты поёшь им, и ты им служишь,
поскольку горлу — не выбирать.
Но скоро время раздаст беруши,
чем явит малую благодать.
Тогда поверишь, что всё проходит,
как мимо мира — молчащий бог,
и, прогудев на прощальной ноте,
умолкнешь следом, его манок.
***
Я не флейта твоя, я вообще не твоя, господь.
Я уже не имею формы, не помню рук,
что меня, не спросив, беспристрастно вдавили в плоть
и отправили быть на таком продувном миру.
Отпусти меня, господи, может быть, отойдя
от твоих ожиданий, я что-то ещё пойму.
Я пишу эти письма ушедшим путём дождя,
понимая, что канут камнем в твою суму.
Богоборица, дурочка, язва на языке,
разодетое тело, носимое невпопад...
Если спросишь: "Кем полнишься?", я открещусь: "Никем".
Потому что не верю, что ты пощадишь мой сад,
потому что я помню, боже, как ты ревнив,
потому что я знаю тяжесть твоей любви.
Я впишу тебя, господи, в этот никчёмный миф —
отпусти меня только, а сам в нём — вовек живи.
Скупой улыбкой жест сопроводив,
дособирав тюльпановые пряди,
весна нальёт такой аперитив,
что до зимы тебе противоядий
не отыскать... Чудак, хватай стакан
глуши до дна, пока она щедра к нам
и подливает красок облакам,
и звонкой страсти воробьиным дракам,
пока даёт облезлому коту
неотразимый хриплый голосище...
забудь про страх похмелья и простуд -
ведь от весны другой весны не ищут.
.
© Copyright: Петелина Мария, 2015
Покидают нас бывшие ангелы,
Что устали хранить нас от бед...
Мы пылаем по жизни, как факелы,
В незаполненной нише анкет,
Что судьбою безжалостно розданы
Как попало нам всем, наобум...
Путь к удаче не выстланный розами...
Поищи-ка его, как Колумб...
Имя вписано там или отчество,
Только это все пошлый шаблон...
Мы внимаем рассвет, как пророчество
Под завистливым ликом икон...
И бессонную ночь, как знамение
Мы впитаем в душевную гладь...
Может ангел сменил оперение???
Не хранить стал, а лишь подставлять...
Что ни день - бытовые экзамены...
Вроде знания есть, но увы,
Пожирают нас мрачные здания,
Оптимизм из седой головы
Забирая искрящими лифтами
И стандартной подборкой квартир...
Остается лишь рваными рифмами
Иногда реставрировать мир...
Шесть десятков прописано в паспорте,
Если сделаешь верный расчет...
Мои дни - пустоглазые аспиды -
Улеглись, как всегда, под бочок...
И холодное, как виски с колою,
Брюхо глажу я им, не боясь,
Что себя заражу я крамолою,
Ощутив инстинктивную связь
Со своим прошлым... Да, был не паинькой!!!
Совершил все ошибки, что смог!!!
И впитал боль и горечь до капельки
В жития своего каталог...
Так что ангелы, те что хранители,
Улетайте-ка на хер, друзья!!!
Как-то сам я в душевной обители
Разберусь можно что, что нельзя...
Не виню вас за трусость, крылатые...
Не учли вы славянскую прыть...
Даже нищие мы и поддатые
Можем петь, веселиться, любить...
И в ромашковом поле под дождиком,
Наплевав на буржуйский комфорт,
Наслаждаюсь я водкою с тоником,
Как какой-нибудь лондонский лорд...
Сам себе подниму настроение,
И шагнув утром снова в метро,
Я стряхну, словно перья, сомнения
И в душе нажму кнопку "Добро"...
Пока ты на ребре и на игре,
весна стреляет пару сигарет
у первых из людей в пустынном парке.
И если он - ни разу не Адам,
слегка небрит, умней не по годам,
она - бесспорно, Ева. В сумке "Паркер" -
записывать любовь свою и страсть,
как вылеплена из его ребра -
от женского простого любопытства.
Какие в нем война и глубина,
себя искать в нем, чтобы точно знать:
а кто кому в кого из них годится.
В любовники ли, в жены и мужья
в какой-нибудь системе бытия,
в каком-нибудь из сонмов разных жизней.
А он из тех, кто курит и молчит,
в ком ровно столько с ним не быть причин,
чтоб только и подначивать - свяжись с ним.
Весна мотает пленку, старый шарф,
пока не открывается душа,
пока не оголится даже голос.
И вот они, совсем обнажены,
в прямом эфире снявшей их весны -
и каждый кадр поцелуем солон.
Поскольку слезы сохнут на губах,
весной любой - моряк или рыбак:
плывет в ней, на авось удачу удит.
Библейское ей, в общем, не с руки.
Ребром монетку звонко на мостки
роняет - чтоб из притчи вышли люди.
И вот они плывут, почти смеясь,
среди цветущих яблоневых яхт,
как паруса, раскрывших белым плечи.
И кто-то первым говорит "я твой",
весна ликует, щелкает затвор.
И этот кадр остается вечным.
пока любовь кончается на ять,
две сущности - страдалец и паяц -
на площади в свой адрес слышат ругань.
и пальцы так неспрятанно дрожат:
в каких склонять друг друга падежах,
принадлежа по-прежнему друг другу?
пока внутри по ком-нибудь звонит
то колокол, то телефон, то нить
и то ли обрываешь, то ли рвешься,
в любой из жертв рождается палач,
казнящего за горло душит плач
и у весны в прицеле не спасешься.
и каждый выстрел, в сущности, ретвит,
как будто только так и будешь квит -
обидчику вернув его цитаты.
а бог, не щурясь, смотрит в объектив,
решая, запостить или спасти,
придумывая жизням новый статус.
пока любовь жива в конце строки,
она выходит в жизнь, нажав чек-ин
в той точке, где его забилось сердце.
на площади - полки и каблуки,
но им-то что? они ведь дураки.
а эшафот - чтоб просто опереться.
как там у Гребня???
"он нажимает на "save",она нажимает "delete""
и фся поэзия...
Как много суеты среди фигур –
расставленные точно по ранжиру,
своими танцами они являют миру
державных дураков, наивных дур…
Историю «плясать», как и писать,
без мифа и без тайны невозможно,
ну, вот и ладно – славная одёжка,
чтобы могли мы в ней себя узнать.
Здесь лесть короновали так давно –
веков гламурных нежное коварство,
где за улыбку погибали царства,
и воскрешали мирра и вино…
и полно б мы, играли бы как встарь –
в века Артура – с маской благородства,
поверх проказы, шрамов и уродства
горел души немеркнущий фонарь,
а берегли его дриады и друиды –
и лишь достойный брал Эскалибур,
в лесах тогда водился вепрь и тур,
альковы были травами увиты.
Но век мельчал, рядился в парики,
мне показалось – петь устали птицы,
здесь в королей переродились принцы,
и ждать устала ласковость руки…
и впору по иным – полёт ладони,
ожечь не только взглядом стыд и срам –
лишь кукол видеть, не прекрасных дам,
и выгоду искать в сердечном тоне.
Как мало нужно – нежность, а не лесть,
а сердцу – маета и удивленье,
чтоб пили с рук пугливые олени
журчанье слов, не лживый политес.
Возьмите всё за песенку шута! –
оставьте очарованную сказку
про ожерелье грустной Златовласки,
в легенде вечны жизнь и красота…
Мне хочется покинуть этот зал –
пренебрегая строгим этикетом,
Король бывает бит любым Валетом,
не помню, кто из классиков сказал…
Мне небо по-иному золотится,
и взгляды наполняет звездопад,
когда поёт мой милый скромный бард
о сердце им подстреленной лисицы.
© Copyright: Джемма-Мария, 2015