В тени олив коленопреклоненный
Среди камней стоял один Христос.
В полночной тьме дрожа и униженный,
Весь грех веков душой Своей Он нес.
Величьем зла земного пораженный
И силой всех Господних кар и гроз,
Предвечный Агнец, в жертву принесенный,
Не мог теперь сдержать невольных слез.
Адам, в раю прельщенный змием с Евой,
Прейдя запрет, пред Богом согрешил.
Но пил за них Христос всю ярость гнева.
Ему напиток огненный претил,
Горько вино змеиного посева.
- Да минет чаша! - Он Отца молил.
- Да минет чаша! - слезно Он молил.
Всесилен Бог, и все Ему возможно,
Его Отец во все века любил
Непостижимо, свято и неложно.
Но в этот час, уж не имея сил,
Молясь один на каменном подножье,
Он Сам Себе назначить должен был
Единый путь, согласный воле Божией.
И на Христа восстало мира зло,
Вновь сатана приполз с мечтой надменной,
И пламя ада сердце Спаса жгло.
Но Он стоял на камне преклоненный,
О как молиться было тяжело,
Провидя Крест душою просветленной.
(Лев Рыжов)
Темнеют, свищут сумерки в пустыне.
Поля и океан...
Кто утолит в пустыне, на чужбине
Боль крестных ран?
Гляжу вперед, на черное Распятье
Среди дорог –
И простирает скорбные объятья
Почивший Бог.
(Иван Бунин, Бретань, 1920)
Весенний ГЛЮК.
Раздерябились хохмушки,
Распургенились пучки,
Глёко бордятся кляпушки
И куздряются стрючки.
Шевелит крылами саранча.
Ей на белом свете счету нет.
Если бы сыны твои и внуки
Так же заселили белый свет!
Шевелит крылами саранча.
Стая затмевает белый свет.
Если бы сыны твои и внуки
Размножались тысячами лет!
Шевелит крылами саранча.
В жизни дружный рой не знает бед.
Так пускай сыны твои и внуки
Тучами летят на белый свет!
Глюкозный март хохмув в пучки, впургенил в кляпушки стрючки...)))