В переходе, замерзая,
Со слезами на глазах,
Он цветок купить пытался,
В кулаке, зажав пятак.
Продавщица оскорбляла,
Обзывала, унижала,
А потом за пятачок
Сломанный нашла цветок.
И дрожащею рукою
Старичок мимозу взял,
Он с униженной душою,
Тот цветок к груди прижал.
Он хотел жену больную
Тем порадовать цветком
Оказался в женский праздник
Он с одним лишь пятаком.
И от хамства, и от боли,
По щеке сползла слеза,
Мы б хотели лучшей доли,
Нам пускали пыль в глаза.
Из толпы один мужчина
Продавщицу пристыдил,
Бросив ей, рубли под ноги,
Все мимозы закупил.
Протянул цветы в корзине,
Торт, шампанское купил.
Он сказал: «иди к любимой!»
И рукой глаза закрыл.
Не мое, но зацепило!
Душу всю перевернув
Так любовь здесь победила,
Двух мужчин объединив.
Кто там соврал, что рождённому ползать
не целовать небеса?
Вижу, как радуга гнётся полозом, гибко трогает солнца волосы,
свет обесцвеченный красит полосами и заливает твои глаза.
Ветер играет лёгкими крыльями –
все мы летали, только забыли,
кожу от запахов неба отмыли,
чтоб не купаться в воздушной реке,
чтоб не бояться
упасть и сорваться
или не выйти вдруг из пике.
Взрослые дети за землю цепляются,
крылья слабеют и осыпаются
и не мечтается,
и не летается...
не совершаются шалости-глупости
в дань приземленной тяжёлой трупности.
...я же в твоих проводах запутался...
Изучать философию следует, в лучшем случае,
после пятидесяти. Выстраивать модель
общества - и подавно. Сначала следует
научиться готовить суп, жарить - пусть не ловить -
рыбу, делать приличный кофе.
В противном случае, нравственные законы
пахнут отцовским ремнем или же переводом
с немецкого. Сначала нужно
научиться терять, нежели приобретать,
ненавидеть себя более, чем тирана,
годами выкладывать за комнату половину
ничтожного жалованья - прежде, чем рассуждать
о торжестве справедливости. Которое наступает
всегда с опозданием минимум в четверть века.
Изучать труд философа следует через призму
опыта либо - в очках (что примерно одно и то же),
когда буквы сливаются и когда
голая баба на смятой подстилке снова
для вас фотография или же репродукция
с картины художника. Истинная любовь
к мудрости не настаивает на взаимности
и оборачивается не браком
в виде изданного в Гёттингене кирпича,
но безразличием к самому себе,
краской стыда, иногда - элегией.
(Где-то звенит трамвай, глаза слипаются,
солдаты возвращаются с песнями из борделя,
дождь - единственное, что напоминает Гегеля.)
Истина заключается в том, что истины
не существует. Это не освобождает
от ответственности, но ровно наоборот:
этика - тот же вакуум, заполняемый человеческим
поведением, практически постоянно;
тот же, если угодно, космос.
И боги любят добро не за его глаза,
но потому что, не будь добра, они бы не существовали.
И они, в свою очередь, заполняют вакуум.
И может быть, даже более систематически,
нежели мы: ибо на нас нельзя
рассчитывать. Хотя нас гораздо больше,
чем когда бы то ни было, мы - не в Греции:
нас губит низкая облачность и, как сказано выше, дождь.
Изучать философию нужно, когда философия
вам не нужна. Когда вы догадываетесь,
что стулья в вашей гостиной и Млечный Путь
связаны между собою, и более тесным образом,
чем причины и следствия, чем вы сами
с вашими родственниками. И что общее
у созвездий со стульями - бесчувственность, бесчеловечность.
Это роднит сильней, нежели совокупление
или же кровь! Естественно, что стремиться
к сходству с вещами не следует. С другой стороны, когда
вы больны, необязательно выздоравливать
и нервничать, как вы выглядите. Вот, что знают
люди после пятидесяти. Вот почему они
порой, глядя в зеркало, смешивают эстетику с метафизикой.
.
Иосиф Бродский
Козя бродит.. Безобразит, точно, щас тут напроказит
В вузах надо бы изучать сначала философию потом политэкономию а уж потом историю КПСС или как там теперь-историю России.Смешно до коликов и обидно до слёз.А то у многих иллюзии что 1917-новая страница истории
Клетка
.
Куница
.
Ты посмотри вокруг, это какое-то чертово гетто, сынок, Все умные и красивые раздолбаи по ту сторону забора,
Нам бы оставить все бабки и спесь – да бежать со всех ног,
Но тут Интернет, 230 каналов и роба нам как раз впору.
И ты привыкаешь, как я, эти крохи в карман собирать,
А смелость сменяешь на хлипкий фундамент, детка,
Тебе завещаю я бесов своих, железную эту кровать
И всех пассажиров моей заплёванной клетки.
Да брось ты, какие принцессы? и фигли с них толку?
Возьмёшь пышнозадую дуру с вкусными пирогами,
Потянутся руки, тебя потрепают по замшевой холке,
Здесь всем взападло даже бросить в тебя камень.
Тебе ли грызть прутья, когда на столе столько белого хлеба,
И все по баракам рядками лежат, лелея свою несвободу,
А Кант был не прав, фигня про «моральный закон и звёздное небо»,
Гораздо важнее рядом плечо таких же, как мы, уродов…
.
.
Две вещи наполняют душу всегда новым и все более сильным удивлением и благоговением, чем чаще и продолжительнее мы размышляем о них, — это звездное небо надо мной и моральный закон во мне. Кант