Хде хде... это ж Моргана!!
Магия и всё такое..
Забыла што ль?)
Ну, раз я сюда заглянул.
Расскажу я вам сказочку на ночь...
не свою...
от Виктора Олеговича
Называется
"Тарзанка"..
– Кому верить, чему верить? – сказал Петр Петрович, обращаясь к своему молчаливому собеседнику. – Сам я простой человек, может быть, даже дурак. Доверчивый, наивный. Знаете, иной раз в газету смотрю и верю.
– Газету? – глуховатым голосом переспросил собеседник, поправляя закрывающий его голову темный капюшон.
– Да, газету, – сказал Петр Петрович. – Любую, не важно. Едешь в метро, а сбоку сидит кто-нибудь и читает – наклонишься чуть-чуть, залезешь глазами и уже веришь.
– Веришь?
– Да, веришь. Во что угодно. Может, кроме Бога. В Бога верить уже поздно. Если сейчас вдруг поверю, как-то нечестно будет. Всю жизнь не верил, а под пятый десяток взял и поверил. А зачем тогда жил? Вот и веришь вместо этого в гербалайф или разделение властей.
– А зачем? – спросил собеседник.
«Хмурый какой тип, – подумал Петр Петрович. – Не говорит, а каркает. Чего это я с ним откровенничаю? Ведь и не знаю его толком».
Некоторое время они шли вперед молча, один за другим, легко переставляя ноги и чуть касаясь стены руками.
– Ну как зачем, – сказал наконец Петр Петрович. – Это как в автобусе за что-нибудь держаться. Даже и не важно за что, лишь бы не упасть. Как это поэт сказал – «и мчаться дальше в ночь и неизвестность, с надеждой глядя в черный лаз окна…» Вот вы, наверно, идете, смотрите на меня и думаете – экий ты, брат, романтик в душе, хоть и не похож внешне… Ведь думаете, а?
Собеседник повернул за угол и исчез из виду.
Петр Петрович почувствовал себя прерванным на середине важной фразы и поспешил вслед за ним. Когда впереди опять появилась сутулая темная спина, он испытал облегчение.
– Экий ты, брат, романтик, – тихо пробормотала спина.
– Да никакой я не романтик, – горячо возразил Петр Петрович. – Я, можно сказать, полная противоположность. Чрезвычайно практичный человек. Все дела. Даже и не вспоминаешь почти, для чего живешь-то. Ведь не для этих дел, будь они все прокляты… Да… Не для них, а для…
– А для?…
– А для того, может, чтобы вот так вечерком выйти на воздух и вдохнуть полной грудью, почувствовать, что и ты сам – часть этого мироздания, былиночка, так сказать, на бетоне… Жалко только, что редко меня как сейчас пробирает, до сердца. Наверное, из-за этого вот…
Он поднял руку и указал на огромную луну, горящую в небе, а потом сообразил, что его собеседник идет впереди и не в состоянии увидеть его жеста. Но у того, видимо, имелось что-то вроде глаза на затылке, потому что он почти синхронно повторил движение Петра Петровича, так же вытянув руку вверх.
– В такие минуты мне интересно делается: чем же я занят все остальное время своей жизни? – спросил Петр Петрович. – Почему я так редко вижу все таким, как сейчас? Почему я постоянно выбираю одно и то же – сидеть в своей камере и глядеть в ее самый темный угол?
Последние произнесенные слова своей неожиданной точностью доставили Петру Петровичу какое-то горькое удовольствие, но тут он споткнулся, замахал руками, и тема разговора мгновенно вылетела у него из головы.
– Да, – сказал он через несколько шагов, – да. Знаю, что вы сейчас скажете, так что лучше молчите. Вот именно. Жизненный опыт. Мы просто теряем способность видеть вокруг что-нибудь другое, кроме пыльных фотографий прошлого, развешанных в пространстве. И вот мы глядим на них, глядим, а потом думаем – почему это мир вокруг нас стал такой помойкой? А потом, когда луна выйдет, вдруг понимаешь, что мир тут совсем ни при чем, а просто сам ты стал таким и даже не понял, когда и зачем…
Наступила тишина.
Петр Петрович поглядел на собеседника и подумал, что тот совсем не умен и слишком молод.
– Даже не понимаю, о чем это мы с вами сейчас говорим, – сказал он преувеличенно вежливым тоном.
Собеседник не отозвался.
– Может, помолчим немного? – предложил Петр Петрович.
– Помолчим, – пробормотал собеседник.
Чем дальше уходили Петр Петрович и его спутник, тем красивее и таинственнее становился мир вокруг. Говорить, действительно, не возникало особой необходимости.
«И между прочим, – подумал Петр Петрович, – я ведь даже не знаю, как его зовут. Спросить надо».
Он выждал несколько секунд и очень вежливо сказал:
– Хе-хе, а я что подумал. Мы вот с вами идем, идем, говорим, говорим, а даже и не познакомились вроде?
Собеседник промолчал.
– А вообще, – примирительно сказал Петр Петрович, когда прошло достаточно времени и стало ясно, что ответа не будет, – это, наверно, и правильно. Что в имени тебе моем, хе-хе… Оно лишь звук пустой… Ведь если знаешь человека и если он тебя знает, то ни о чем с ним толком не поговоришь. Все будешь размышлять: а что он о тебе подумает? А что он потом про тебя скажет? А так, когда не знаешь, с кем разговариваешь, то и сказать можешь все что хочешь, потому что тормозов нет. Мы вот с вами сколько уже беседуем – часа два? Да? Видите, и почти все время я говорю. Обычно-то я человек молчаливый, а сейчас прорвало будто.